Показатели кризиса

«Финляндия разрабатывает госпрограмму безусловного дохода, согласно которой каждому гражданину страны будет гарантированно выплачиваться 800 евро в месяц. Идея «базового дохода» предполагает, что человек получает некоторую сумму денег без каких-либо условий, вне зависимости от того, работает он или нет. При этом выплаты безусловного дохода каждого гражданина не будут облагаться налогом. Правительство планирует доработать проект к ноябрю 2016 года. Такой же пилотный проект запустят в одном из городов Нидерландов Утрехте уже в январе 2016 года. Там выплаты составят 900 евро на человека^[1].

Проект по введению безусловного дохода планируют начать и в Швейцарии – там ежемесячный доход будет присваиваться всем гражданам независимо от их материального положения и занятости. Если закон вступит в силу, то каждому взрослому гражданину в месяц гарантированы 2500 франков, что приблизительно 2000 евро. Эти деньги должны выплачиваться государством просто так, без каких-либо условий всем жителям Швейцарии независимо ни от чего. Включая работающих.^[2].

Вопрос о необходимости безусловного основного дохода ставился на протяжении второй половины прошлого столетия и начале нынешнего много раз экономистами, политиками, общественными активистами. Эксперименты по введению безусловного дохода уже проводили в Намибии, в деревне Очиверо с населением около тысячи человек. На Аляске существует фонд, ежегодно выплачивающий жителям региона средства, размер которых зависит от того, насколько успешной была его инвестиционная политика. В 2011 году индийская Ассоциация индивидуальных предпринимателей-женщин (Self-Employed Women’s Association) при финансовой поддержке UNICEF начала эксперимент, продлившийся полтора года. Жителям десяти из 20 деревень регулярно выплачивались деньги — сначала по 200 рупий (это примерно 4,35 доллара) каждому взрослому и 100 рупий каждому ребёнку, затем взрослым стали платить по 300 рупий, а детям — по 150. Результаты экспериментов показали, что ситуация в данных населенных пунктах стала меняться к лучшему^[3].В целом на сегодня в мире существует 12 программ, так или иначе связанных с идеей безусловного основного дохода. В подавляющем большинстве случаев результаты их были положительными. Впрочем, и проводились они в сравнительно небольшом масштабе, так что макроэкономический эффект предсказать довольно сложно.

Однако единства мнений по поводу безусловного дохода нет. Сторонники безусловного дохода уверены, что гарантированный прожиточный минимум не лишит людей желания работать. Большинство работает, поскольку видит в своей деятельности смысл и чувствует, что работа положительно оценивается обществом. Сторонники убеждены, что «с введением безусловного дохода мы неожиданно поймём, что не материальная нужда заставляет нас работать, а наоборот, материальная обеспеченность позволяет нам работать по-настоящему. Продуктивность труда вырастет, поскольку все будут заниматься тем, что им действительно по душе. Никто не будет бояться менять работу и экспериментировать».^[1] Считается, что это должно решить проблему технологической безработицы, то есть когда из-за развития технологий и повсеместной автоматизации сокращается количество рабочих мест. Так, согласно исследованию Оксфордского университета, в течение следующих 20 лет почти половина всех существующих профессий будет устранена в связи автоматизацией производства.

Противники безусловного дохода убеждены, что предсказать то, как безусловный доход повлияет на трудовую активность в рамках государства, практически невозможно. Есть сильные подозрения, что из-за безусловного основного дохода люди просто перестанут работать. Казалось бы, деньги ты получаешь просто так, зачем напрягаться? А если безусловного дохода не хватает, то можно найти подработку на неполный рабочий день. Что приводит нас к следующей претензии: из-за того, что люди меньше работают, в экономике страны происходит спад производства и, как следствие, коллапс. Кроме того, введение основного дохода (в той или иной форме) на территории государства может привести к непредсказуемым последствиям. Например, в такую страну наверняка поедут мигранты^[4]

Если отвлечься от дискуссий вокруг «за» и «против», то необходимо констатировать, что идея безусловного основного дохода на самом деле является показателем глобальных социальных трансформаций, осмысление которых, как обычно, происходит медленнее, нежели оно проявляют себя в общественном пространстве. Эти трансформации предчувствовали крупнейшие западные интеллектуалы еще 60 лет назад, когда писали о скором наступлении «эры праздности» и «будущего смертельной скуки». Уже тогда было высказано предположение, что в будущем для поддержания уровня жизни потребуется гораздо меньше труда, как следствие, сократится рабочая неделя, тем более что статистика достаточно красноречива – если в странах сегодняшнего Евросоюза в 1850 году рабочее время занимало 70,6 часа в неделю, то в 1960-м оно составляло всего 37 часов. Правда, это предположение основывалось на том, что заработные платы будут неуклонно расти, а этого не случилось. Но даже при росте доходов никто не отменял «парадокса Истерлина», согласно которому даже сильный рост доходов делает человека лишь незначительно счастливее, а это значит, что человек будет искать недостающее счастье на стороне, во внетрудовых формах существования.

И вот «эра праздности» наступила и одной из ее внешних форм и является «безусловный основной доход». Его идея показывает, что работающие люди (то есть основные субъекты экономики) становятся больше не нужны. Не нужны в силу целого ряда обстоятельств. Во-первых, потому, что налоги граждан не в состоянии обеспечить все нужды государства, а также потребности «приближенных к государству» чиновников и олигархов. Именно поэтому все страны сегодня «живут не по средствам» - гигантские внешние долги (особенно 17 триллионов США) свидетельствуют именно об этом. Тем более исторический опыт свидетельствует, что взять с производителя (особенно того, кто именно работает, а не сидит в офисе – сельчанина, рабочего завода и пр.) не разрушая основ его жизни и личной экономики можно только около 10%. То есть это та самая «десятина», которая упоминается в Библии и в русских летописях. Повышение и умножение налогов выше данной планки, при наполнении (относительном) казны, всегда приводит к социальной дестабилизации, росту напряженности, пессимизму и желанию употребить насилие для решения неразрешимых вопросов. Можно посмотреть на Европу – там налоги сегодня достигают более 50 процентов и, как следствие, происходит ухудшение уровня жизни, начинаются демонстрации и забастовки, из европейских стран бежит молодежь и предприниматели. «Жан Рено, Азнавур, герой 19 звезд "Мишлена" Алан Дюкасс, чей ресторан висит над Парижем — все давно и тихо платят налоги не дома… Бернар Арно — модные дома, вдова Клико, часы, парфюм – попросил бельгийский паспорт»^[5].Именно поэтому недостаток средств восполняется займами, финансовыми спекуляциями, добровольной складчиной буржуев, которые, как гражданин Корейко, понимают, что часть меньше целого и лучше отдать ее, чем лишиться всего. А в наше время еще и грабежом соседей, как в случае с разорением Ливии или Ирака, или откровенно преступной экономией – у ИГИЛ масса покупателей нефти именно потому, что они отдают ее гораздо дешевле, а мораль уже давно выведена из обихода большинства стран.

Поэтому рождается идея спасительной соломины - «безусловного основного дохода». Проще гражданам выплачивать небольшие в масштабах государства (особенно богатого) деньги, вернув их с олигархов или добавив процентов в спекулятивных сделках, чем тушить социальную напряженность. Тем более, что «безусловный основной доход» ставит государство в чрезвычайно выгодное положение – оно больше своим гражданам ничем не обязано. Можно смело сворачивать социальные программы (вот и еще прибыль в казну), что уже и происходит. Король Нидерландов Виллем-Александр заявил, что «социального государства ХХ века больше не существует», пояснив, что на смену приходит время participation society («общества активного участия»), «в котором каждый сам берет на себя ответственность за свое будущее и создает свои собственные системы социальной и финансовой безопасности при минимальной поддержке национальных правительств»^[6]. Можно также обращаться с гражданами в случае необходимости как угодно жестко (и это тоже происходит). Ибо свободный человек не живет милостыней, личная независимость означает, прежде всего, отсутствие финансовой зависимости от кого бы то ни было. А если тебе кто-то все время дает деньги просто потому, что ты есть, то имеет право требовать, что хочет, а ты должен мириться и не можешь кусать кормящую руку – это всегда считалось неприемлемым.

То есть «безусловный основной доход» есть крайняя форма зависимости человека от государства. И вот здесь важно понять, почему именно сегодня актуализировалась эта тема. Государство, как и демократия, может существовать лишь в условиях наличия иерархии социальных структур. Государство утверждает эту иерархию, а демократия регулирует отношения между структурами. При этом границы социумов должны быть четко очерчены, а индивид в социуме наделен социальным (классовым, групповым) статусом, иначе настанет хаос. Однако сегодня происходит стремительная деиерархизация и разрушение социальных структур, на месте которых создаются новые, весьма многочисленные образования с новыми внесоциальными элитами и строятся эти образования по горизонтали. Индивид в этих условиях приобретает (определяет) собственный статус, не связанный с социумом или группой.

Соответственно проседает и слабеет государство и деградирует, теряет свое первоначальное значение демократия, что видно невооруженным глазом. И сегодняшние разговоры о необходимости «безусловного основного дохода» это попытка спасти государство, найти новую форму подчинения человека государству, ввести вместо демократии простые и понятные принципы финансовой зависимости, корни которых гораздо глубже, чем корни современной (именно современной) демократии. Если ты у кого-то что-то взял без внятных обоснований, просто так, то ты вечный должник, оставляющий заимодавцу право самому выбрать форму и размер взыскания долга. Если сегодня все больше граждан задаются вопросом «зачем нужно государство», то при возникновении «безусловного основного дохода» этот вопрос получает вполне определенный ответ. Но есть и оборотная сторона. Значительное количество людей считают, что заработная плата есть не только эквивалент стоимости труда, но и показатель нужности человека государству и обществу. Как только зарплата сменится «безусловным основным доходом», у значительного количества людей появится синдром ненужности, бесполезности, невостребованности, ощущение того, что от него «дешево отделались».

Кроме того, «безусловный основной доход» ставит еще один, фундаментальный вопрос. Когда один из основателей американской нации Т.Пейн сказал, что «без дохода нет гражданина», он, разумеется, имел в виду вознаграждение, получаемое за труд. То есть доход оценивает не только труд, но и степень участия человека в деле государства, его готовность подчиняться и слушаться, доход социализирует человека. Асоциальные личности это прежде всего личности без определенных занятий и дохода. В рамках рассматриваемого сюжета вознаграждение без труда деформирует суть гражданина, меняет его природу, ибо его связь с государством (то есть гражданственность) становится почти эфемерной. Кроме того, на связке «труд-вознаграждение», то есть на продаже своих рук строится вся капиталистическая система, вся структура взаимоотношений между хозяином и работником. Как только эта связка распадается, рушится капитализм. То есть «безусловный основной доход» это попытка выстроить принципиально иной базис экономических отношений в обществе и его утверждение будет равно революции 1917 года в России и установлению социалистической системы в экономике, которая неизбежно потребует ломки и переделки всех надстроечных (по Марксу) структур. Готова ли к этому современная цивилизация?

Однако дело не только в этом. Проводя идею «безусловного основного дохода», государство сегодня старается решить глобальную проблему, заключающуюся в том, что труд (работа), а соответственно, и досуг, теряют значение и формы, которые у них имелись последние 300-200 лет. Базовая граница между трудом и досугом, которую современный исследователь М.Маяцкий считает «цивилизационной революцией», перестала существовать. Во многом это связано с тем, что отношения между работником и работодателем (и вообще между человеком и внешним миром) изменились до неузнаваемости. Работы (труда) в прежнем понимании (определенное рабочее место, обязанности, рабочий день «от сих до сих» и пр.) уже почти нет.

На смену пролетариату пришел, по выражению Г.Стендинга, прекариат, основу существования которого оставляет не регламентированный, четко оплаченный и защищенный (профсоюзами и пр.) труд, а негарантированные и незащищённые трудовые отношения (подряды, срочные трудовые контракты, неполная занятость, заемный труд (аутстаффинг), работа по вызову и т. д.) В этих условиях исчезает ответственность работодателя за персонал, исчезает «место работы», являющееся очень широким понятием, вмещающим в себя обязательства перед работодателем, взаимоотношения в коллективе и пр., уничтожаются социальные гарантии. Не случайно в наши дни в США численность членов профсоюзов упала до самого низкого уровня за последние 70 лет.

«Лозунгом дня стала гибкость, - пишет известный современный философ З.Бауман, - что применительно к рынку труда означает конец трудовой деятельности в известном для нас виде, переход к работе по краткосрочным, сиюминутным контрактам либо вообще без таковых, к работе без всяких оговоренных гарантий… Место работы воспринимается как своего рода кемпинг, где человек останавливается на несколько ночей и который можно покинуть в любой момент, если не предоставлены обещанные удобства, а не как общий дом...». «Работа больше не может являться осью, - подводит итог Бауман, -вокруг которой группируются самоопределения, идентичности и жизненные планы». Здесь не лишне вспомнить, что в исторической науке словом «прекарий» описывался средневековый человек, который взял землю у земельного собственника в пользование и должен был платить оброк или выполнять барщину. Именно прекарные отношения стали самым распространённым способом втягивания свободных крестьян в зависимость от феодала. Таким образом, родился новый обширный социальный класс, у которого нет своего места в обществе, что приводит к перекосам и попыткам втиснуть его в прежние рамки, в которые он не влезает по определению.

Прекариат стал порождением контрреволюции, которой сменилась указанная выше «цивилизационная революция», то есть сегодня опять происходит смешение труда и досуга, в результате чего они становятся трудноразличимы и почти неатрибутируемы в привычных категориях. Поэтому сегодня все чаще говорят о том, что на место прежнего труда, понимаемого, как правило, в индустриальной форме, идет деятельность, то есть социальная активность, где труд перемешан с досугом, то есть когда общение, коммуникации, встречи, брейнстормы приносят деньги. Иными словами, досуг начинает приносить прибыль, что стало революционным открытием нашего времени. Поэтому досуг нагружается смыслами, присущими ранее только трудовой сфере. Х.Роза точно замечает, что семантику свободного времени сегодня наполняет лексика с преобладанием понятий долга и обязанности: «мне нужно заняться спортом», «я должен читать газеты». Если раньше досуг и капитал были разведены, то теперь они объединились. Мало того, по мнению некоторых современных аналитиков, связка «досуг-капитал» теперь более важна, чем «труд-капитал». Неудивительно, что сегодня человека, его социальную роль и значение все чаще оценивают не по работе, а по досугу. Не случайно социолог, исследователь феномена досуга Ж.Дюмаздье называл этот переворот «сегодняшней культурной революцией». Контрреволюция породила очередную революцию.

Таким образом, «безусловный основной доход» становится попыткой государства удержать от распада прежние структуры, в условиях исчезновения привычных форм труда не отпускать человека, сохранив хотя бы зарплаты и отвечая на обывательские мечтания ничего не делать и все равно получать деньги. Пусть не работают, но все-таки получают. С другой стороны, как точно отмечает антрополог Дэвид Грэбер в своем известном эссе, государство, вместо того чтобы сократить рабочее время человека до 3–4 часов в день, предоставив ему время для себя, постоянно придумывает новые, никчемные виды работы, именуемые Грэбером «туфтовыми» (bullshit), которые бесполезны или даже вредны для общества и человека, но нужны для сохранения иллюзии незыблемости прежних форм взаимоотношений в обществе. Все это свидетельствует о глубочайшем кризисе ключевых систем и форм цивилизации и необходимости заново определиться с понятиями «человек», «государство», «труд», «досуг», «зарплата», «долг».

Показатели кризиса

Ссылки